Владимир АНИСКИН увлекся странным хобби, чтобы выполнить неразрешимую, казалось бы, задачу. А продолжает им “болеть”… из азарта решить еще более технологичную задачу. Новосибирский мастер представил в Усть-Каменогорске уникальные произведения. И признался, что может позволить себе не считать драгоценные металлы.
Штучная технология
На всей планете из семи с лишним миллиардов жителей этот необычный жанр освоили всего 10 человек. Сам факт красноречиво говорит, насколько избранным, точнее – сложным, является творчество под микроскопом. У мастера – постоянная экспозиция в Петербурге, выставки в десятках российских городов. Но, как каждому художнику, ему важна география признания:
– У меня была попытка выставиться в Алматы. Я начал переговоры с местными музеями, но почувствовал равнодушие. И перестал искать площадку в Казахстане. А в этом году пришло приглашение из Усть-Каменогорска, я с радостью согласился. Хочется понять, насколько казахстанский зритель отзывчив к такому жанру.
За всех казахстанцев не скажем, но устькаменогорцы засыпали мастера вопросами. Прежде всего: как возникла идея взяться за творчество, невидимое обычным глазом? Анискин признался: все элементарно – с детства увлекался техническим творчеством. Позже хобби переросло в профессию, а сейчас уже невозможно определить, увлечение ли тянет за собой научную деятельность или наоборот:
– Мне удалось сделать напорную трубку-микродатчик с приемным отверстием величиной 12 микрон – это одна пятая диаметра человеческого волоса. Трубку надо было зафиксировать, подвести к датчику давления, сделать микросопла в 10 микрон, создать сверхзвуковую струю. Это была изюминка моей докторской диссертации – исследовать структуру струи. Такие эксперименты в ближайшее время никто не сможет сделать, это штучная технология.
Станки – с ладонь
В научной лаборатории своего НИИ, как рассказал Владимир, у него есть продвинутый японский микроскоп, который даже позволяет вести видеосъемку. Но свои микроминиатюры он создает дома – на обычном микроскопе советской марки:
– У меня в ящике рабочего стола два станка – токарный и заточный. Оба – тоже миниатюрные, с ладонь. Все инструменты придумываю и делаю сам: резец – из рояльной струны, кисточка – с одной ворсинкой. На самые сложные работы уходят месяцы, а на поиск технологии – годы! Я как-то попросил разрешения у украинского мастера Николая Сядристогоиспользовать его идею – поместить розу в волос. Он ответил: “Если сможешь”. Три года у меня ушло на поиск решений: как делать сверло, из чего, как затачивать, что фиксировать – сверло или волос, чем полировать и как – изнутри или снаружи… Знаете, мастера не спешат раскрывать свою кухню, и, собственно, никто не стремится ее подглядеть. Поиск – это радость, зачем лишать себя удовольствия?
Каждая новая микроминиатюра Анискина – это масса проб и ошибок. Иногда сотен проб, сотен ошибок. В работе над копией ордена Кутузова злую шутку сыграла химия: покрытие из свинца вступило в реакцию с парами клея и изменило цвет. Копия утратила точность. Или электростатика – магнитное поле отбрасывает детали размерами в микроны так, что невозможно найти.
– Проще изготовить заново, – улыбается Владимир.
Главный враг мастера – его собственное сердце. Инструмент резонирует в руках в такт биению, и есть всего полсекунды между ударами, когда можно подцепить заготовку или подогнать ее. Чаще всего, по словам Владимира, он успевает сделать только часть задуманного движения резца или кисточки.
Сложная легкость
В Усть-Каменогорск мастер привез только пятую часть своих работ, но каких! Здесь и классика жанра в виде подкованной блохи или каравана верблюдов в игольном ушке, и часть коллекции, которая в мае отправится на Международную космическую станцию… Шестилетний малыш, которого мама привела посмотреть на чудо, все допытывался: зачем блохе подковы, зачем на срезе волоса буквы? Мамочка объяснила юному прагматику:
– Помнишь, была Олимпиада? Вот это мастер – олимпийский чемпион по самым маленьким изделиям.
На самом деле в жанре микроминиатюры невозможны оценки “лучше” или “хуже”. Владимир отправил несколько заявок на регистрацию в Книге рекордов Гиннесса, но получил отказ: нет экспертов. Уж слишком эксклюзивен этот вид искусства. Возможно, его магия – в самой демонстрации безграничности мастерства. В осознании того, что невозможное возможно!
– Самой первой работой была надпись на рисовом зернышке, – рассказал мастер. – Самой сложной – композиция на срезе макового зернышка и серия военных орденов. В наградах важно добиться портретного сходства и соответствия пропорций. На ордене Суворова множество лучиков, ошибешься на долю градуса – работа насмарку…
Золота – немерено
Для своего хобби Владимир Анискин часто использует золото и натуральные камни – они не окисляются. Подкованная блоха расположена на уральском малахите. Изображения полководцев на орденах – из золота. Мастер шутит: его творчество позволяет не считать драгметаллы. При изготовлении деталей размером в микроны в отходы уходит в десятки раз больше.
Сейчас мастер завершает серию для космического музея. Это 10 работ, которые умещаются на пластине из чароита величиной с ладонь. Рассмотреть их, разумеется, можно только с помощью оптики. Портрет Королева и рисунок акварелью Белки и Стрелки на срезах яблочных семечек, спутник и космический корабль на торце волоса, знак “Летчик-космонавт” на срезе рисового зернышка, модель корабля “Буран”, станция “Луна-9” на срезе макового зернышка, икона Николая Чудотворца, автографы космонавтов, сделанные из пылинки с орденской ленты наград космонавтов, портрет Юрия Гагарина на срезе семечка яблока.
– Меня пустили к аппарату, который трижды побывал в космосе, снял с него частицу краски. Изготовил из нее модель “Бурана” и расположил на зернышке карликовой пшеницы, которая тоже побывала в космосе. Потом встретился с космонавтами и говорю: дайте мне с ваших орденов пылинку. Я ее нашинковал, как колбасу, и выложил из кусочков автографы космонавтов.
В конце мая композиция должна прибыть на МКС и стать первым экспонатом в космическом музее. Сейчас Владимир Анискин решает задачу, как закрепить работы, чтобы избежать повреждения от вибрации при запуске:
– Есть надежда, что слишком малая масса не позволит разрушить детали. Хотя, возможно, лучше поместить, например, в жидкость.