Они встретили ранее знакомого Перепелкина (фамилии изменены) около часа ночи в магазине «Микен» на улице Казахстан, 64 в Усть-Каменогорске, куда Перепелкин с компанией подъехал на машине для покупки продуктов для дня рождения. Иванов вспомнил, что когда-то между ним и Перепелкиным произошел инцидент в университете, и решил выяснить отношения. Видимо, другого времени, места и способа для этого не нашлось. Рядом с ним находился Карташов, принявший активное участие в инциденте.
Закончилось дело потасовкой, беготней по двору и двумя ножевыми ранениями Перепелкину. Однако речь в статье не о действиях молодежи и не о последствиях для подсудимых. Обсудим работу государственных органов, «нарисовавших» такую «картину маслом», что уже не остается даже сил удивляться….
Отвлекаясь от темы, нельзя не отметить, что сотрудников полиции в Казахстане целая армия, и уйма управлений. Объединенные одним управлением Административной полиции одни сутками, не смыкая глаз, ловят водителей-нарушителей и злостных мусорщиков, бросивших окурок на тротуар. Другие, являясь частью Управления криминальной полиции, борются с преступностью, третьи под «флагом» других Управлений, борются с другими негодяями, не дающими спокойно жить обывателям. Но, жить нам под защитой этой армии легче не становится. Очевидно, всему виной методы и последствия их работы, аналогичные описанным ниже.
Мы не принимали активное участие в следствии по данному делу, не проводили журналистское расследование, а всю картину произошедшего и следственных действий восстанавливали по крупицам из допросов, производившихся в зале судебного заседания на протяжении почти месяца длившегося судебного следствия. Но, даже этого становится достаточно, чтобы назвать судебный процесс не «многотрудным», как его определил прокурор, а «многострадальным».
Таковым его сделали не только проводившиеся из рук вон плохо следственные действия, но и повальная «амнезия», «косившая» свидетелей одного за другим. Деятелям науки давно следует обратить внимание на феномен внезапной потери памяти свидетелей из числа полицейских и экспертов при допросе в суде. Нами замечено, что атмосфера в зданиях судов негативная, и после некоторых заседаний начинает болеть голова. А тут ситуация гораздо серьезнее – человек в здравом уме и в твердой памяти входит в зал заседаний, дает клятву свидетеля и… память, как отрезало. На многие вопросы, касающиеся его неправильных действий, звучит ответ: «Не помню!». А ведь это может быть опасно – вдруг заразно, и наши доблестные правоохранители и эксперты в один момент станут беспамятными. Что будет, если все забудут: зачем шли служить, как надо выполнять обязанности и из каких источников следует извлекать доходы?
Но, мы отвлеклись. Итак, когда инцидент уже состоялся, а оба нападавших, получив 2000 тенге от друга потерпевшего, уехали восвояси, Перепелкина привезли на съемную квартиру, где ранее дружно собирались отметить день рождения. Но, праздник так и не состоялся – у потерпевшего оказалось в бедре два ножевых ранения. Одно 9 сантиметров, другое 2 сантиметра. Дальше пошло «конвейером»: скорая помощь, полиция, доставление в больницу, допросы, следствие и суд….
И вот, мы все в зале заседаний. Но, процесс больше напоминает нам экзамены в университете. За дверью в ожидании вызова – следователи, медики и эксперт (студенты). А экзаменует их комиссия из трех человек – судьи, прокурора и защитника. Какова будет оценка на знание предмета?
Первые «ляпы» начинаются с работы дежурного следователя. И вот, она стоит перед «экзаменационной комиссией», и готовится отвечать на вопросы. А «комиссия» вопросами ее «валит» и «валит». Во-первых, судью заинтересовала непонятная необходимость допроса ночью в кабинете следователя буквально недавно прооперированного потерпевшего. «Он, что, убежал бы?», – задается вопрос. Во-вторых, следователь узнает свой протокол, но утверждает, что подпись не ее. Это вызывает бурю эмоций у присутствующих. В-третьих, следователь никак не в состоянии объяснить, почему криминалист зафиксировал повреждения джинсов от ножа, а она в протоколе их не описала, ограничившись указанием пятен бурого цвета. И, наконец, осматривая бирку вещественного доказательства, все приходят в недоумение оттого, что на ней нет подписей понятых и следователя, нет печати, а сами джинсы (изъятые, как указано, при «осмотре места происшествия», будто, прямо на улице с потерпевшего джинсы сорвали и направили на экспертизу) направлялись на экспертизу без упаковки, что отметил эксперт.
Передаем примерный допрос:
– Для чего вообще упаковывается? – судья.
– По данному факту…. – отвечает следователь
– Для чего?
– Там же кровь…
– Для чего?
– На экспертизу чтобы…
– Для чего на экспертизу? В качестве вещественных доказательств, – подсказывает «председатель экзаменационной комиссии» (судья). – А опечатываются для того, чтобы сохранить целостность и сохранность всех следов, которые могут на них быть.
– Я лично не паковала….
Подробностей следственных действий девушка, почему-то, не помнит. Да и самого потерпевшего не узнает, хотя это нетрудно понять, учитывая прошедший период времени.
Следующими «партачниками» оказались медики, включая судебных экспертов. В медицинских документах, оформленных в БСМП, вместо двух ножевых ранений указано одно. Эксперт, после назначения экспертизы, делает выписку из медицинских документов, где врачом БСМП описывается одно ранение, и, не осматривая потерпевшего, в заключении указывает одно ранение.
Вполне естественно, что потерпевшего такое положение совсем не устроило. В результате, появляется еще одно заключение эксперта – назначенная следователем дополнительная судебно-медицинская экспертиза, в ходе которой был проведен осмотр и описаны 2 рубца. Таким образом, выводы первичной и дополнительной экспертиз были противоречащими друг другу. История «рождения» дополнительной не менее интересна, чем история с джинсами.
Итак, в зал приглашают на «экзамен» другого (назначенного по делу) следователя. Из ее допроса становится известно, что она не допрашивала судебного эксперта. Вместо того они пришли к обоюдному решению – провести дополнительную экспертизу, а если, мол, возникнут вопросы, тогда и допросите. И вопросы у следователя не возникли, хотя обе экспертизы противоречат друг другу, и исключать первую экспертизу из числа доказательств следователь тоже не стала.
Стали выяснять, чем дополнительная экспертиза отличается от повторной. «Оказывается», дополнительная дополняет первичную, а повторная проводится повторно. А если точнее, как гласит уголовно-процессуальный Кодекс: «дополнительная экспертиза назначается при недостаточной ясности или полноте заключения, а также возникновении необходимости решения дополнительных вопросов, связанных с предыдущим исследованием; повторная экспертиза назначается для исследования тех же объектов и решения тех же вопросов в случаях, когда предыдущее заключение эксперта недостаточно обоснованно либо его выводы вызывают сомнение либо были существенно нарушены процессуальные нормы о назначении и производстве экспертизы». Следователь же при назначении дополнительной экспертизы ставит те же самые вопросы, а делает ее тот же самый эксперт. Согласно УПК производство повторной экспертизы поручается комиссии экспертов, производство дополнительной экспертизы может быть поручено тому же или иному эксперту. Вопрос на «засыпку»: вторая экспертиза была дополнительная или повторная? И следователь, и эксперт однозначно считают ее дополнительной, так как имели место недостаточная ясность или полнотазаключения, которые отразились в выводах заключения эксперта, в связи с указанным врачом- травматологом вместо двух ранений одного.
Некоторые обстоятельства, например проведение очной ставки между свидетелем и подсудимым, следователь не помнит. На то, что джинсы не были в упакованном виде направлены на экспертизу – не обратила внимания. В итоге, ей рекомендовано ознакомиться с нормативно-правовыми актами. А потом пригласили на «переэкзаменовку» для повторного допроса, который не мог состояться в течение часа, так как она исчезла из-под носа суда и прокурора. Искала ее секретарь, искал прокурор, искала судья. А когда, наконец, она нашлась, то услышала, как гром: «За неуважение к суду штраф в 10 МРП».
Судебно-медицинского эксперта тоже допрашивали дважды. И он тоже многого не помнит. Например, не помнит его допроса (был или нет) следователем. И заверяет, что ни за что не отказался бы от допроса. Подтверждает он также, что они именно пришли к обоюдному решению о дополнительной экспертизе.
Но, самое душещипательное прозвучало при повторном допросе эксперта. Он утверждает, что заведено у них много много лет так: сотрудник Центра судебно-медицинской экспертизы ходит в БСМП, берет историю болезни и делает из нее выписки. У судьи сразу вопросы: «УПК для кого пишется? Вы в курсе, что эксперт не вправе самостоятельно собирать материалы?» Ответ примерно такой: «Сколько лет так было! Все так делают. Уже лет десять нарушаем закон!» Что на это сказать? Аналогичный ответ есть у Чехова: «Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил господь, а тут крушение…»
Интересно, но прокурор, представлявший обвинение, на одном из последних заседаний озвучил принятые меры прокурорского реагирования в отношении следователей. Но, куда смотрела прокуратура на стадии следствия? Не видела нарушений? Или, не контролировала ход следствия?
В конце концов процесс подошел к концу: Иванов был осужден на 3 года ограничения свободы, Карташов – на 2 года ограничения свободы. Приговор, конечно, пока еще не вступил в силу. В отношении двух экспертов Центра судебно-медицинской экспертизы было вынесено частное постановление, в котором указано и нарушение экспертом, выразившееся в самостоятельном сборе материалов для экспертизы, и отсутствие осмотра потерпевшего, и превышение полномочий экспертами, выразившееся в самостоятельном установлении наличия либо отсутствии алкоголя в крови потерпевшего и определении степени опьянения, в то время, как данный вопрос перед ними не ставился. «Государственное обвинение вынуждено было восстанавливать образовавшиеся в результате пробелы следствия сбором других доказательств по делу, на что было затрачено несколько судебных заседаний», – указано в постановлении.
Вот смотрим мы на это дело, и жутко: кто ведает судьбой человека! А не потому ли так сложилось, что система имеет серьезные недостатки благодаря утраченным кадрам и низкому профессионализму личного состава, несмотря на так расхваленную аттестацию кадров? Каков подход к обучению кадров? Что было сделано для заинтересованности сотрудников в работе? Какой микроклимат в коллективе? Каково отношение руководства к подчиненным? А подчиненных к руководству? Имеется ли мотивация у сотрудников к продвижению по службе, и какова она? Регулярно общаясь с сотрудниками различных ведомств и анализируя данные по этим и другим вопросам, мы, лично, считаем, что система серьезно больна, несмотря на все потуги ее реформировать. И, в то время как часть этой самой системы страдает непонятной нам «амнезией», если бы пришлось ставить «диагноз» самой системе, то, как бы нам, не пришлось делать выводы о вероятной деградации. А что ждет в будущем?