Стоял тихий вечер. Еще не взошла луна, но уже вовсю скрипели на своих скрипках сверчки – у них был всемирный съезд скрипачей. Горожане отдыхали на своих скамейках около уютных домиков, лузгали семечки, обсуждали тихо последние новости. Всем было хорошо – завтра суббота, рабочая неделя закончилась и можно спокойно покопаться в своих огородах.
Городок Листвянка был вообще одним из самых красивых городов Республики Зеленосранск, а его пригород – одним из самых спокойных мест в городе. За исключением собак, своры которых сводили с ума местных горожан своим ночным воем. Днем они отсыпались в местных оврагах, а ночью начинали шнырять по огородам в поисках пищи. Но, пока еще не наступила ночь, собак словно бы не было. И горожане отдыхали.
Вдруг тишину вечерних сумерек прервала стрельба. Горожане притихли, прислушиваясь. Стреляли словно бы из автомата или из пулемета. Такого в Листвянке еще не было и все встревожились:
– Никак война! – Воскликнула Пелагея Петровна. – Иван, срочно собирай деньги и документы. Видать тикать придется.
Но, восьмидесятилетнему Ивану не удалось исполнить приказ жены. Только он раскачался и встал, ухватившись за стену дома, чтобы не упасть, как улица наполнилась стаями собак, мчащимися во весь собачий дух вдоль улицы.
– Свят, свят, свят! – Запричитала Пелагея Петровна и начала креститься.
В этот момент в поле зрения стариков и показалась тачанка, на которой находились трое людей. Один правил лошадьми, второй лежал у пулемета. Лошади несли галопом прямо среди своры собак. Собаки сворачивали с их пути, разворачивались в обратную сторону. И тут-то их и настигали пули пулемета. Стрелявший в экстазе ухал и кричал на всю улицу кричал:
– У-у-у, Семенов, еще ленту!!! Смотри, уходит зараза!!!
Подающий отзывался:
– Михалыч, вон еще десяток! Бей их, гадов!!!
Тачанка подпрыгнула на ухабе, пулемет развернуло и… очередь чиркнула по стене дома Пелагеи и Ивана. Иван, еле стоявший на ногах, не потерял сноровки, повалил супругу на землю и закрыл ее своим телом. Зазвенели стекла, полетели щепки. Затем все стихло, тачанка удалялась, а с ней удалялся крик, вой, стрекот пулемета.
Иван кряхтя поднялся спустя двадцать минут. И перед ним открылась жуткая картина – вся улица была усеяна трупами собак. А вся стена его дома была изрешечена пулями. Впрочем, вскоре выяснилось, что досталось не только Ивану. Каждый второй дом лишился оконных стекол, и в каждом третьем были раненые.
Начался скандал, в разгар которого прибыл лейтенант Пилипенко. Он тут же стал оформлять протокол, опрашивать очевидцев и потерпевших. Решил возбудить уголовное дело, собрал нужные материалы и убыл в Управление.
Он-то уехал, а скандал остался. Несмотря на упавшую на город ночь, люд не расходился по домам, продолжал сыпать проклятиями. Особенно досталось приехавшим пожарным, которых пришлось вызвать, когда из дома Пелагеи поволок дым – шальная пуля сбила горящую свечу, загорелся ковер. Пожарным досталось за то, что они не приехали сразу после вызова, а лишь спустя две минуты.
– А ведь пожарная часть стоит за углом!!! – Разорялась Пелагея. – Совсем обленились!!!
Перепало и медикам, которых раненые ждали больше часа.
Всю ночь паникующие толпы не уходили с улицы. К утру вернулся участковый. И сообщил далеко не радостную весть:
– Уголовного дела не будет!
– Как!!! – Ахнула толпа. – Да ты что, Пилипенко, с ума сошел?
– Ничего я не сошел! Это, оказывается, было официальное мероприятие Бабаева Бабуина Мартыновича, главного ветеринара города, по отлову собак. Вот, вы же сами такое обращение ему направляли! – Он показал ксерокопию петиции.
– Какой же это отлов! Это же разбой натуральный! В городе стрелять нельзя, а он смотри, что творит.
– А то, что он десяток людей покалечил, ничего не значит?
– Никого он не калечил. – Парировал участковый. – Экспертиза показала, что у всех порезы от оконных стекол. Нужно следить за ними и вовремя менять. И вообще, расходитесь уже все по домам, хватит тут шоу устраивать. Вы должны спасибо сказать, что вас от собак спасли.
В общем, участковый сел в свой УАЗик и укатил. Озадаченный люд разошелся по домам. Еще около недели они обсуждали произошедшее, потом все потихоньку улеглось, забылось: дырки в домах замазали, стекла вставили. Собак стало не в пример меньше, и люди стали признавать, что «может так и надо, может, по-иному никак нельзя было». А потом настал очередной тихий вечер пятницы.
Итак, вечерело. Люди сидели на скамеечках, лузгали семечки и слушали очередной скрипичный концерт местных сверчков. Луна уже который час всходила, но никак не могла взойти, зацепившись за ветки ближайшей рощи, из которой внезапно послышались звонкие щелчки.
– Не иначе, как двустволка бьет! – Определил на слух Иван. – Неужто опять началось.
– Все, я захожу в дом! – Ответила ему Пелагея. И только встала, чтобы войти в дом, как над ухом у нее жвыкнуло, и в стену вонзилась пуля. Пелагея во всю мочь бросилась в дом. Следом за ней бежал Иван. Вбежали в дом, повалились на пол. Иван стонал – ему в ягодицу попала пуля….
Три дня на всей улице стоял дикий скандал. Люди требовали то срочной отставки губернатора, то уголовного дела в отношении коррупционеров, то посмотреть в лицо «этому гаду паршивому». Но, написать заявление все же не решились, поскольку участковый предупредил:
– Да вы знаете кто он? Он зять самого Самого! О, как!
Кого именно Самого, никто так и не понял. Но, пострадавшая попа Ивана осталась неотомщенной. С тех пор пятничные вечера для этого района стали проходить в особом режиме: лишь спускаются сумерки, на улице никого – вышел на охоту главный Бабаев Бабуин. В интервью местной газете он потом расскажет:
– Ну, стреляю, и что? Я потомственный охотник! Мне это в радость. А собак стало меньше. Что, стрелять в городе запрещено? Ну, пусть этот умник, который такое сказал, ко мне придет, и в лицо скажет! Что, задницу прострелил? Ни в кого я не стрелял. А если рикошетом попало, так это не моя вина – это законы физики такие. Не я их выдумал, не мне отменять. И вообще, когда я на охоте, пускай все дома сидят!
В общем, жалобы ни к чему не привели. Начальник ГУВД в интервью сказал, что факты стрельбы не подтверждаются, а отлов собак не запрещен. Правозащитники кричали, что стрельба в городе – административное правонарушение. А отлов собак, мол, не с помощью ружья производят, а с помощью снотворного и сетки для отлова. Но, кто их услышал, этих правозащитников?
Все лето особый режим в городе сохранялся. Ситуация напоминала комендантский час: жизнь замирала, а запоздалые прохожие короткими перебежками пробирались к дому, и кого Бабуин застукал на месте, тот с перепугу начинал мяучить в надежде, что его не тронут. Одним из таких запоздалых и оказался Еремей, который после обеда слегка перебрал, и теперь «на автопилоте» следовал к своей «базе». Еремея на «свою голову» засек автопатруль, двигавшийся по улице, и рванул за ним.
Еремей свернул в проулок, по которому двигался Бабуин Мартынович, стрелявший во все, что двигалось в темноте. Он стрельнул и в Еремея, но тот, поскольку был пьян, свалился в канаву и тут же заснул, а пуля пролетела над ним и вонзилась в выехавший автопатруль. Куда она им попала неизвестно, но патрульные врезались в кусты, не преминувшие зашевелиться. И Бабаев открыл огонь на поражение по кустам, с поразительной скоростью перезаряжая ружье.
– Вот вас, собаки! Вот вам, твари легавые!!! – Восклицал он после каждого выстрела….
Через неделю назначили выездное заседание суда. В последнем слове, Бабаев высказался:
– Ну, не знал я, кто был в кустах! Ну, оказались там эти легавые. А я думал, что там собаки легавые. А легавых нужно стрелять, собак.
Оправдали Бабаева – ведь он же не знал, что там не те легавые. Вот если бы Еремей им фингал поставил, он обязательно бы сел, потому что знал, какие легавые перед ним. А Бабаев не знал, все справедливо. В качестве компенсации за незаконное привлечение к ответственности Бабаеву дали медальку от губернатора. Вручали медальку торжественно. Вручению сопутствовал гром аплодисментов присутствовавших журналистов. Фотографы фиксировали кровожадную усмешку главного ветеринара города, и вскоре на всех страницах местных газет пестрела физиономия, которая более всего подходила для стенда «Их разыскивает…» В общем, теперь стрельбе на улицах предшествовало зловещее «дзинь» на груди Бабуина, как укусу гремучей змеи предшествует шум ее погремушки на хвосте.
Оставшиеся собаки, видя, что от людей толку нет, собрали совещание штаба. Начали его минутой молчания, как этого потребовала Жучка, слышавшая по телевизору, что так надо начинать; почтили память павших жестокой смертью. Главный барбос кратко обрисовал ситуацию, разработали план. Большому Джуди, потрепанному в боях, поручили ответственное задание.
…Был август месяц. Вечерело. Люди сидели по своим домам. Сверчки попрятались. Луна закрылась тучами. С улицы доносилась стрельба и крики. Но, это были какие-то странные крики.
– Опять Бабуин разбушевался, – покачала головой Пелагея. – Слышь, как кричит?
– От восторга, видать! – Подхватил Иван, поглаживая раненую ягодицу.
– Что-то опять утром увидим?
Впрочем, Бабаева больше на улицах города не видели. И вообще не видели. Куда он делся никому не ведомо. Сержант Пилипенко, вдвое пониженный за дело против Бабаева, нашел на улице медальку и ружье. Рядом лежала записная книжка, в которой чьей-то кривой лапой было начертано: «Собаке – собачья смерть!».
Федор Баночкин,
Май 2015 год