Полвека назад по Восточному Казахстану прокатился кровавый бунт, унесший десятки человеческих жизней. Однако это событие, оставшееся в истории как криминальная смута, имело неожиданное политическое продолжение. Вскоре после бунта из кабинетов сталинского правительства вышло постановление, разрешающее насильно переселенному в войну чеченскому народу вернуться на историческую родину.
В истории бунта, охватившего одновременно Лениногорск, Усть-Каменогорск и Зыряновск, по сей день остается много тайн. За давностью срока не осталось документов в архивах управления внутренних дел, а в хранилищах КНБ из всей груды бумаг, датируемых 1951 годом, сохранилось единственное донесение о неком горожанине, выступившем в поддержку зачинщиков смуты. Только воспоминания, увы, совсем немногих стариков-очевидцев позволили отчасти восстановить историю тех дней.
…Шел 1951 год, время послевоенного восстановления народного хозяйства и "перехода на мирные рельсы". На Рудном Алтае развернулись грандиозные работы по сооружению дорог, заводов, ГЭС, и регион остро нуждался в рабочих руках. Именно в этот период с Дальнего Востока хлынул поток уголовников, попавших под бериевскую амнистию. Эшелоны прибывали в Новосибирск, откуда разношерстная публика разбредалась по необъятным просторам державы.
- Прямо на вокзалах действовали вербовщики, которые набирали бывших заключенных и направляли на наши стройки, - вспоминает Василий Пизиков, фронтовик, возглавлявший в 50-е годы отдел агитации и пропаганды Усть-Каменогорского горкома ВКП(б). - На правом берегу Ульбы, где сейчас областная телестудия и парк, появился большой палаточный городок из вербованных. Была середина весны, вода еще ледяная. Вдруг нам говорят: чеченцы через Ульбу на другой берег переходят. Женщины, мужчины, старики, дети, сотни человек… К НКВД идут, защиты просят. Оказывается, в Чечен-городке побоище началось, а как и отчего, до сих пор толком не известно. Вроде в пьяной драке зарезали одного вербованного, и уголовники из-за этого поднялись на кавказцев.
Первый секретарь горкома Константин Павлович Третьяков сразу обратился в комендатуру - в городе, к нашему счастью, стоял корпус генерала Москина, строивший железнодорожную ветку, сплошь здоровые хлопцы-украинцы. Эти солдаты одним видом штыков в руках успокаивали хулиганов. Когда к месту беспорядков стала подтягиваться милиция, вербованные закричали: "Ура! К нам помощь идет!" И снова в Чечен-городок кинулись. А милиционеры давай их чихвостить. На другой день мы поехали к вербованным, и Третьяков начал митинг: что, мол, вытворяете? Тут подъезжает машина, а в кузове лежит вроде бы тело одного из бывших заключенных. И толпа как вскинется: мы тут на уговоры поддаемся, а в это время чеченцы наших бьют!.. Кто-то из горкомовцев догадался подойти к "трупу" и поднять его за шкирку. А он в дымину пьяный! Братцы, говорит, я не убитый, я напился. Толпа, конечно, в хохот, и обстановка разрядилась. А то могло бы плохо кончиться. Потом мы еще приходили в городок к вербованным вместе с секретарем по фамилии Кулик - заглянули в одну палатку, а уголовники в карты режутся. На нас ноль внимания. Кулик: "Я секретарь!" А ему: "А нам хоть…" Я тогда говорю: пойдем-пойдем, пока нас не побили… С той публикой бесполезно было разговаривать, только что освободились, волю почувствовали.
Секретаря сняли за то, что не разрешил стрелять.
Смута в Усть-Каменогорске продолжалась 3-4 дня. Группы уголовников нападали на кавказцев и гнали их в холодный Иртыш с криками: "Мы вас накупаем!" У пенсионера Анатолия Малюгина, в ту пору 13-летнего мальчишки, до сих пор не стерлось в памяти, как проваливались под лед и тонули старики и дети.
- Это случилось 10 апреля, - называет точную дату устькаменогорец. - Было очень тепло, и река вот-вот могла вскрыться. Чуть ступишь на лед - проваливается. Мы с ребятами сначала бежали рядом с толпой, а потом чеченцев стали теснить в воду. Кто посильнее, на другой берег выбирались, а слабых подхватывало течением и уносило. Тогда многие потонули.
Вечером возле Ульбы слышалась пальба, а наутро детвора собирала на речной гальке стреляные гильзы. Под мостиком в районе современной автостанции мальчишки наткнулись на подвешенный вверх ногами труп милиционера с перерезанным горлом. Местное население в те вечера старалось не выходить без особой нужды из дома. Однако все это были только цветочки по сравнению с событиями в Лениногорске, откуда все и началось.
- По старинке город все называли Риддером, даже приезжие, - вспоминает восточно-казахстанский писатель Михаил Тыцких, работавший в те годы литературным сотрудником газеты "Лениногорская правда". - К этому времени здесь поселилась очень крупная диаспора чеченцев и сюда же съехалась масса вербованных. И те и другие работали вместе на рудниках и стройках и соседствовали спокойно, стычек или крупных драк не было. И началось все, кстати, с совместной пьянки: какой-то чеченец и горняк из числа вербованных сначала дружно пили, а потом подрались. Горняк схватил металлический прут и насмерть забил кавказца. Об этом мгновенно стало известно в Чечен-городке, в центре которого собралась возбужденная толпа мужчин. В отместку кавказцы отправились по городу и стали избивать всех встречных рабочих. Для вербованных это стало сигналом тревоги, тут же нашлись авторитеты, собравшие настоящую банду, двинувшуюся на поселок кавказцев. Местная власть и не пыталась вмешаться, может, милиция строила цепь, но ее легко смяли. В тот вечер в Чечен-городке было настоящее побоище, погибли 40 или 41 человек, причем в основном кавказцы. После этого несколько дней горняки ходили только группами, а чеченцы вообще не выходили из своего поселка - боялись.
В замешательстве лениногорские власти находились недолго. Через три-четыре дня начались массовые аресты бунтовщиков. Бывшие заключенные, пытаясь скрыться, садились на поезд и ехали в Усть-Каменогорск, но здесь на железнодорожных станциях их поджидала милиция. Всех задержанных направляли в городскую тюрьму, камеры которой быстро оказались переполнены. Очередных снятых с состава уголовников размещали прямо в коридорах под вооруженной охраной.
- А потом был суд, - рассказывает Василий Пизиков, - он проходил в клубе свинцово-цинкового комбината, и горкомовцам давали билеты, чтобы посмотреть процесс. Но я не ходил туда, слышал только, что судили человек 50, может, больше, но главного зачинщика вроде так и не нашли. Ходили разговоры, что это была спланированная акция и что о нашем бунте в тот же день передал "Голос Америки"… Я не располагаю доказательствами. Хотя в самом деле подозрительно, что события начались почти одновременно сразу в трех городах и по одному и тому же сценарию: пьянка, драка, убийство, погром. Вполне допускаю, что это была провокация, так как здесь шла очень большая стройка. События были настолько серьезными, что вопрос вынесли на бюро ЦК ВКП(б), в Москву вызвали первого секретаря обкома Хабира Мухарамовича Пазикова. Мы думали, его снимут, но, видимо, на бюро поняли, что здесь не было политики, и все обошлось простым выговором. А сняли за нерешительность только лениногорского секретаря - он растерялся и не позволил стрелять.
Инспектор из ЦК
Спустя некоторое время после бунта в Кремле было принято постановление о реабилитации переселенных народов, в том числе чеченцев. В Усть-Каменогорск из Москвы срочно приехал инспектор ЦК Компартии, в задачу которого входил сбор сведений о жизни и настроениях чеченской диаспоры. Сопровождать высокого визитера поручили Василию Пизикову.
- Мы ездили на Бабкину Мельницу, в Чечен-городок и район кирпичного завода, где концентрированно жили кавказцы, - вспоминает Василий Петрович. - Инспектор предупредил: меня не представляй, беседуй с людьми сам, а я послушаю. Интересный разговор получился на кирпичном заводе. Сначала собрали молодежь, они говорят: ой, тут хорошо, платят много, нам необязательно возвращаться на родину. Потом подошли старшие, одни за то, чтобы вернуться, другие за то, чтобы остаться здесь… А в конце одного старика под руки ведут. И все вокруг замолчали! Старику объяснили, что принято такое постановление. Он выслушал, а затем тычет пальцем переводчику: "Этому (на меня) не говори, он здешний. А приезжему (на инспектора) скажи, что даже змея ползет умирать к своей норе. А вы хотите дать нам свободу и не разрешить вернуться на родину?!" И все остальные с ним согласились. И спустя короткое время после отъезда того партийца вышло новое постановление, разрешающее чеченцам выехать на свою землю.
Криминальный бунт 1951 года был единственной серьезной смутой советского периода в Восточном Казахстане. Отсеялись со временем вербованные - кто-то покинул Рудный Алтай, кто-то осел в этом краю. Вернулась на Кавказ большая часть чеченской диаспоры, но те, кто остался в Восточном Казахстане, обязательно учат своих детей дорожить мирным соседством со всеми живущими на этой земле.
Галина ВОЛОГОДСКАЯ,
№14 за 4 апреля 2003
газета Караван.